Эйхман биография. Адольф эйхман и колдуны. Эйхман в руках израильской разведки

Имя Адольфа Карла Эйхмана известно во всём мире как одного из высокопоставленных эсэсовских офицеров, непосредственно ответственного за уничтожение миллионов евреев в период Второй мировой войны.

Родился Эйхман в 1906 году в старинном немецком городе Золингене, знаменитым своими стальными изделиями и, в частности, великолепными клинками. Его семья, не отличавшаяся особенно большим достатком, в поисках лучшей доли отправилась из Германии в Австрию, и свои молодые годы Адольф Эйхман провёл в австрийском городе Линце. Там Эйхман учился в народной школе, где от сверстников за тёмный цвет волос и глаз получил прозвище «маленький еврей». Это очень бесило Адольфа и он часто в запальчивости кричал: «Я не еврей! Я немец! Я ненавижу всех евреев!»

Антисемитизм был тогда достаточно широко распространён как в Германии, так и в Австрии, поэтому эти его заявления никого особенно не удивляли, а прозвище «маленький еврей» действительно казалось очень обидным. Говорят, якобы, что в ранней юности Эйхман однажды поклялся делом доказать свою ненависть к еврейской нации и обещал: «Придёт время и все увидят, что я способен это сделать».

Вполне понятно, что тогда никто не обратил особого внимания на подобные заявления юнца, но когда прошло достаточно времени и Эйхман стал носить фуражку с высокой тульёй, на околыше которой зловеще поблёскивал череп со скрещёнными костями, некоторые вспомнили его давние угрозы. Наиболее благоразумные поспешили убраться подальше, а те, кто не догадался это вовремя сделать, потом пожалели.


Адольф Эйхман в детстве, 1916 год / ru.wikipedia.org

Закончив в Тюрингии народную школу, Эйхман начал учиться электротехнике, однако занятия продолжались недолго, так как семье нечем стало платить за его обучение. Инфляция росла, деньги обесценивались быстрее, чем их удавалось заработать. Адольф бросил учёбу в университете и стал настойчиво искать работу. Вскоре ему удалось устроиться коммивояжёром в одну из фирм в Вене, занимавшуюся продажей нефтепродуктов.

Некоторые западные исследователи утверждают, что как раз в это время Эйхман впервые услышал пророчество о своей судьбе. В Вене всегда хватало всяких прорицателей, астрологов и гадалок. Как известно, в молодые годы их активно посещал мистически настроенный Адольф Гитлер. При всём своём практицизме, Эйхман тоже, как многие истинные немцы, не был чужд мистицизму и однажды обратился за предсказанием к одной из старых гадалок. Якобы впоследствии он сам иногда рассказывал об этом:

У тебя тёмная судьба, - раскинув карты, прошепелявила старуха, - очень многих людей ты отправишь в адский огонь, но потом и сам не сумеешь его избежать.
- Что ты бормочешь? Какой адский огонь?
- О, у тебя впереди блестящая карьера, - немедленно сменила тон гадалка. - Но она тоже среди черепов и костей. Зато власть, которую ты так любишь!
- Ты выжила из ума, - Эйхман бросил ей монету и ушёл, но слова старой гадалки долго потом не давали ему покоя.

В Вене в середине 20-х годов XX века действовало достаточно сильное национал-социалистическое движение, привнесённое из Германии, и Эйхман нашёл в национал-социалистах «родственные души». Ему полностью импонировала их политическая программа и особенно её разделы, связанные с решением «еврейского вопроса».

От участия в собраниях, митингах и шествиях национал-социалистов «сочувствующий» Эйхман быстро перешёл к более активным действиям: в 1927 году он вступил в молодёжную секцию организации австро-германских ветеранов, а в 1932 году в национал-социалистическую партию. Его активность и крайне реакционные взгляды не понравились властям Австрии, не жаловавшим нацистов, и Эйхманом серьёзно заинтересовалась полиция.

Вскоре он уехал в Германию и очутился в Берлине, решив, что в провинции ему явно делать нечего. Меньше чем через год Адольф Гитлер победил на выборах и национал-социалистическая рабочая партия Германии фактически захватила власть в стране. Для Эйхмана это стало просто большим праздником. Уже в 1934 году он приложил все усилия, чтобы вступить в СД.

Надеждам Адольфа сразу попасть на оперативную работу сбыться было не суждено: его направили в картотеку. Но и там он сумел проявить себя, показав, какой он трудолюбивый специалист и прирождённый организатор. Эйхман привёл всю картотеку в идеальный порядок и наладил её работу, что оценило высокое руководство, и Адольф получил перевод в IV управление, в гестапо, которым уже руководил Генрих Мюллер.


Австрийских евреев заставляют мыть улицы / history.wikireading.ru

Мюллер сумел по достоинству оценить старания Адольфа Эйхмана и лестно отозвался о нём перед рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. При этом было отмечено наличие буквально звериной ненависти Эйхмана к евреям. Подобное качество понравилось рейхсфюреру и Эйхман стал непосредственно заниматься «еврейским вопросом», причём, не только в Германии. После аншлюса - воссоединения Германии с Австрией в 1938 году - в стране произошел настоящий взрыв антисемитизма.

Эйхман быстро продвигался по служебной лестнице — получил звание оберштурмбаннфюрера СС. В эти годы он служил в Центральном имперском управлении по вопросам еврейской эмиграции, а затем получил назначение начальником подотдела Б-4 отдела IV Главного управления имперской безопасности. В то время он уже считался одним из основных признанных специалистов по «еврейскому вопросу» и участвовал во многих секретных совещаниях имперского уровня, где рассматривались направления дальнейшей политики Третьего рейха в отношении «неполноценных рас».

В период Второй мировой войны Эйхман очень активно занимался «окончательным решением еврейского вопроса», как это было запланировано на Ванзейском совещании. Евреев депортировали в лагеря смерти из всех стран, которые оккупировал вермахт, и даже из стран-сателлитов Германии.


СС эскортируют евреев в Дахау, 1938 год

В начале осени 1944 года Адольф Эйхман представил рейхсфюреру СС Гиммлеру подробный доклад о положении дел с «еврейским вопросом», в котором жаловался на отсутствие точной статистики, из-за чего невозможно более полно оценить масштабы проделанной работы. Но, тем не менее, по оценкам Эйхмана, к моменту подготовки доклада уже было уничтожено порядка четырёх миллионов евреев и ещё около двух миллионов уничтожили другие немецкие службы. Рейхсфюрер выразил своё полное удовлетворение.

Предсказания гадалки из Вены сбывались — Эйхман делал головокружительную карьеру среди человеческих черепов и костей, разжигая адское пламя печей и крематориев.

Не принимавший участия в боевых действиях, в конце войны Эйхман сумел улизнуть ближе к западу, и там был арестован американцами, которые установили, что перед ними офицер СС. Но Эйхман выдал себя за офицера кавалерийской дивизии СС и его направили в лагерь для интернированных лиц.

Остаётся загадкой, почему так долго янки не могли установить истинное лицо Эйхмана и навести о нём все необходимые справки. Адольф находился в лагере для перемещённых лиц до 1946 года, а затем совершил из него побег при невыясненных и загадочных обстоятельствах. Как выяснилось впоследствии, Эйхман воспользовался так называемой «крысиной тропой» - налаженным представителями Ватикана каналом переправки беглых нацистов в Южную Америку.


Удостоверение Красного креста Эйхмана, выданное на имя Рикардо Клемента / ru.wikipedia.org

В 1950 году Эйхман легализовался в Аргентине под именем Рикардо Клемента. Спустя ещё несколько лет он осмелел настолько, что приехал в Европу, женился на собственной супруге, но уже под новым именем, увёз семью в Южную Америку и даже официально устроился на работу в филиал фирмы «Мерседес-Бенц».

Рассказывают, что во время очередной поездки по Южной Америке Эйхман случайно встретился с колдуном одного из индейских племён и, видимо, вспомнив, как он в молодости гадал в Вене, обратился к индейскому волхву за предсказаниями.

Ты плохой человек, - едва взглянув на него, сердито буркнул колдун. - На твоей совести очень много жизней и море крови.
- Откуда ты это можешь знать? - усмехнулся умевший владеть собой, но несколько обескураженный Эйхман.
- Тебе предсказали адское пламя? - в упор поглядел на него колдун. - Оно уже ждёт! Времени осталось немного!

После этого он повернулся и ушёл, а эсэсовец постарался забыть о мрачном предсказании, как старался забыть о пророчествах гадалки из Вены. Но всё сбылось. В середине мая 1960 года его выследили и схватили тайные агенты израильской разведки, разыскивавшие Эйхмана по всему свету. Эсэсовца вывезли в Израиль, где в Иерусалиме он предстал перед судом.


Эйхман во время судебного процесса в Иерусалиме

В декабре 1961 года Эйхману зачитали смертный приговор. 1 июня 1962 года его повесили в тюрьме города Рамла, тело сожгли, а прах развеяли над морем вдали от берега. Адский огонь всё-таки дождался Адольфа.


Портал Проект

После войны скрылся от суда в Южной Америке. Здесь агенты израильской разведки «Моссад » выследили его, похитили и вывезли в Израиль, где он был казнён.

Биография

Семья, родственники

Отец - Адольф Карл Эйхман (ум. в феврале 1960 года) был бухгалтером в «Электрической трамвайной компании» (Золинген), в 1913 году его перевели в «Электрическую трамвайную компанию» в город Линц на Дунае (Австрия), где он работал до коммерческим директором. Семья проживала в многоквартирном доме в центре города на Бишофштрассе, 3. Отец Эйхмана несколько десятков лет являлся общественным пресвитером евангелической церковной общины в Линце. Был дважды женат (второй раз в 1916 году).

Мать - Мария Эйхман, урождённая Шефферлинг (ум. в 1916 году).

Братья - Эмиль (род. 1908); Хельмут (род. 1909, погиб в Сталинграде); сестра - Ирмгард, (род. или ), младший брат - Отто.

В 1935 году Адольф Эйхман женился на Веронике Либль, девушке из старой крестьянской семьи убеждённых католиков , в браке с которой стал отцом четырёх сыновей:

  • Клаус (Николас) Эйхман (род. 1936, Берлин)
  • Хорст Адольф «Адольфо» Эйхман (род. 1940, Вена)
  • Дитер Хельмут Эйхман (род. 1942, Прага)
  • Рикардо Франсиско Либль (позднее Эйхман) (род. 1955, Буэнос-Айрес), ныне известный археолог в Германии.

Ранние годы

С детства Адольф состоял в Обществе христианской молодёжи, затем из-за недовольства его руководством перешёл в группу «Гриф» общества «Юные туристы», которое входило в Молодёжный союз. В этой группе Адольф состоял и когда ему уже исполнилось 18 лет. За маленький рост, тёмные волосы и «характерный» нос друзья называли его «маленький еврей» . До 4-го класса он посещал начальную школу в Линце ( -). В эту же школу раньше ходил Адольф Гитлер . Затем Эйхман поступил в реальное училище (Государственное реальное училище имени кайзера Франца-Иосифа, после революции - Федеральное реальное училище), где учился тоже до 4-го класса ( -). В 15 лет после окончания училища поступил в государственное Высшее федеральное училище электротехники, машиностроения и строительства (Линц), проучился в нём четыре семестра.

К этому времени отец Адольфа досрочно вышел на пенсию, потому что открыл собственное дело. Сначала он основал в Зальцбурге горнопромышленную компанию, в которой у него был 51 процент акций (шахта была между Зальцбургом и границей, производство заглохло в самом начале). Также в Зальцбурге он стал совладельцем машиностроительной компании, которая делала локомобили. Ещё он вошёл в долю предприятия по строительству мельниц на реке Инн, в Верхней Австрии. Из-за экономического кризиса в Австрии он потерял вложенные деньги, закрыл горнопромышленную компанию, но ещё много лет платил в казну горную ренту.

Адольф был не самым прилежным учеником, отец забрал его из училища и отправил работать на собственную шахту, где собирались добывать смолу из горючих сланцев, сланцевое масло для медицинских целей. В производстве было занято около десяти человек. На шахте он проработал около трёх месяцев.

Затем его определили учеником в «Верхнеавстрийскую электрическую компанию», где он два с половиной года изучал электротехнику.

30 января 1938 года Эйхману было присвоено звание унтерштурмфюрера СС (лейтенанта).

В апреле 1939 года после создания протектората Богемия и Моравия Эйхмана перевели в Прагу , где он продолжил заниматься организацией депортации евреев.

В начале октября 1939 года Эйхман был включен в состав созданного 27 сентября 1939 года Главного управления имперской безопасности (РСХА). В декабре того же года Эйхман был назначен руководителем сектора IV B 4.

Деятельность во время Второй мировой войны

После войны

В 1945 году после поражения Германии Эйхман сумел скрыться от разыскивавших его спецслужб союзников . Он был арестован американцами и не смог скрыть принадлежности к СС, однако представился военнослужащим 22-й добровольческой кавалерийской дивизии СС . Понимая, что может быть раскрыт, бежал из заключения.

Затем, воспользовавшись так называемой «крысиной тропой », с помощью монахов-францисканцев сумел оформить себе аргентинский паспорт на имя Рикардо Клемента и в 1950 году переехал в Аргентину . Там он поступил на работу в качестве конторского служащего местного отделения Mercedes-Benz .

Похищение Эйхмана

Впоследствии сын Эйхмана Николас рассказал в интервью журналу Quick : «…12 мая появился Дитер, мой брат, и сообщил: „Старик исчез!“ Первая мысль: „Израильтяне!“ Мы с Дитером помчались через Буэнос-Айрес в Сан-Фернандо , по дороге подняли по тревоге одного бывшего офицера СС, лучшего друга отца. Два дня мы напрасно искали его в полиции, в больницах и моргах. Тогда стало ясно, что его похитили. Группа патриотической немецкой молодёжи вызвалась помогать нам. Бывали дни, когда до трехсот человек на велосипедах прочесывали город. Другой приятель отца, тоже бывший эсэсовец, организовал слежку в портах и аэропорту. Не было ни одного причала, перекрестка на магистралях, железнодорожной станции, где бы ни дежурил кто-то из наших. Вожак молодёжной группы предложил: „Давайте похитим посла Израиля и будем мучить его до тех пор, пока ваш отец не вернется домой“. Кто-то предложил взорвать израильское посольство. Но эти планы мы отвергли…»

Операцию по поимке Эйхмана возглавил лично директор «Моссад» Иссер Харель . Руководителем оперативной группы был назначен Рафи Эйтан . Все участники операции были добровольцами. Большинство из них либо сами пострадали от нацистов во время войны, либо имели погибших родственников. Все они были строжайшим образом предупреждены, что Эйхмана нужно доставить в Израиль живым и невредимым . Полный список участников поимки Эйхмана был засекречен в Израиле до января 2007 года .

Судебный процесс

В Иерусалиме Эйхман был передан полиции. На заседании Кнессета 22 мая премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион объявил, что «Адольф Эйхман находится в Израиле и в скором времени будет отдан под суд ». Расследованием деятельности Эйхмана занимался специально созданный отдел полиции - "Учреждение 006" в составе 8 офицеров, отлично владеющих немецким языком . Был начат судебный процесс, в ходе которого выступило множество свидетелей, переживших Холокост .

В течение процесса правительство канцлера ФРГ Конрада Аденауэра планировало подкуп израильского судьи, пытаясь не допустить обнародования имён некоторых высокопоставленных чинов его администрации, сотрудничавших с нацистами .

После окончания следствия юридический советник правительства Гидеон Хаузнер подписал обвинительное заключение, состоявшее из 15 пунктов . Эйхман обвинялся в преступлениях против еврейского народа, преступлениях против человечества, принадлежности к преступным организациям (СС и СД, гестапо). Преступления против еврейского народа включали в себя все виды преследований, в том числе арест миллионов евреев, концентрация их в определенных местах, отправка в лагеря смерти, убийства и конфискация собственности. В обвинительном заключении речь шла не только о преступлении против еврейского народа, но и о преступлениях против представителей других народов: высылка миллионов поляков , арест и отправка в лагеря смерти десятков тысяч цыган , отправка 100 детей из чешской деревни Лидице в гетто Лодзи и уничтожение их в отместку за убийство чешскими подпольщиками Рейнхарда Гейдриха .

Приговор привёл в исполнение старший надзиратель тюрьмы Шалом Нагар . После повешения тело Эйхмана было сожжено, а пепел развеян над Средиземным морем за пределами территориальных вод Израиля.

«Банальность зла» Ханны Арендт

В качестве корреспондента журнала The New Yorker на суде в Иерусалиме присутствовала Ханна Арендт . В написанной ею по итогам процесса книге «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме » , разбирается личность подсудимого и обстоятельства совершённых им преступлений. Арендт приходит к выводу, что Эйхман не был основным идеологом Холокоста, но был недалёким, исполнительным и зацикленным на своей карьере винтиком тоталитарной машины. В книге на примере Эйхмана доказывается, что в условиях «морального коллапса целой нации» виновниками и участниками массовых убийств оказываются не только «сверхзлодеи», но и самые обыкновенные, заурядные люди.

«По оценке Арендт, Эйхман вовсе не был чудовищем или какой-то психопатологической личностью. Он был ужасно, невероятно нормальным человеком, а его действия, обернувшиеся гибелью миллионов людей, стали, по словам Арендт, следствием желания хорошо сделать свою работу. В данном случае тот факт, что эта работа заключалась в организации массовых убийств, имел второстепенное значение» .

«Человек в стеклянной будке»

История похищения и судебного процесса над Эйхманом стала настолько популярна во всём мире, что тут же привлекла внимание драматургов, писателей и журналистов со всего мира. Однако визуализация этой истории удалась лишь в 1968 году, когда актёр и сценарист Роберт Шоу выпустил роман и поставил по нему на Бродвее пьесу «Человек в стеклянной будке». В 1975 году на основе данного романа и пьесы режиссёр Артур Хиллер снял художественный фильм «Человек в стеклянной будке », главную роль в котором исполнил Максимилиан Шелл , несколько месяцев знакомившийся с материалами дела Эйхмана и статьями Ханны Арендт.

Среди сложных и спорных проблем коллективной и индивидуальной ответственности за нацистские преступления, фильм ставит вопрос о косвенной вине самих жертв Холокоста за произошедшее и их пассивности, а также поднимает морально-этические проблемы возможности «приватизации Холокоста» государством Израиль и реализации политики «Око за око».

Дневники Эйхмана

В тюрьме Эйхман вёл дневники, которые по решению правительства Израиля были закрыты для ознакомления и использования. В 1999 году сын Эйхмана подал прошение в Верховный суд Израиля о разрешении публикации дневников. 29 февраля 2000 года по распоряжению правительства Израиля дневники Эйхмана были опубликованы.

Информация из них впервые была публично оглашена в марте 2000 года на судебном процессе Дэвида Ирвинга против Деборы Липштадт в британском суде в качестве подтверждения фактов истории Холокоста .

Книги

  • , М., Текст , 2007. ISBN 5-7516-0325-7 .
  • Харэль И. . - К. : СП Компас, УКК Данном, 1992. - 221 с. - ISBN 5-712-80004-7 , ISBN 978-5-7128-0004-9 .
  • Арендт Х. Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме = Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil / Пер. с англ. С. Е. Кастальский , Н. Н. Рудницкая . - М .: Европа, 2008. - 444 с. - (Холокост). - ISBN 5-973-90162-9 ,ISBN 978-5-9739-0162-2 .

На английском языке

  • Арендт, Ханна , (1963) ISBN 0-14-018765-0
  • David Cesarani , Eichmann: His Life and Crimes (2004) ISBN 0-434-01056-1
  • Harry Mulisch , Case 40/61; report on the Eichmann trial (1963) ISBN 0-8122-3861-3
  • Jochen von Lang , Eichmann Interrogated (1982) ISBN 0-88619-017-7
  • Moshe Pearlman , The Capture of Adolf Eichmann , 1961. (cited in Hannah Arendt: Eichmann in Jerusalem , Penguin, 1994, p. 235) LCC
  • Pierre de Villemarest , Untouchable - Who protected Bormann & Gestapo Müller after 1945…, Aquilion, 2005, ISBN 1-904997-02-3 (Gestapo Müller was one of the chiefs of Adolf Eichmann)
  • Hannah Yablonka (Ora Cummings trans.) (2004). The State of Israel vs. Adolf Eichmann (New York: Schocken Books) ISBN 0-8052-4187-6
  • Zvi Aharoni , Wilhelm Dietl: Der Jäger - Operation Eichmann , DVA GmbH, 1996, ISBN 3-421-05031-7
  • Tuviah Friedman Институт документации, Израиль (англ.) .

См. также

Напишите отзыв о статье "Эйхман, Адольф"

Примечания

  1. / The Nizkor Project
  2. из книги Quentin Reynolds «The Minister of Death» (1960), об этом писали в германских газетах, вышедших в апреле 1961 года, например
  3. ©1978, The Beate Klarsfeld Foundation
  4. ©1978, The Beate Klarsfeld Foundation
  5. ©1978, The Beate /Klarsfeld Foundation
  6. Гинодман В. (html). gzt.ru (05.05.2005 в 07:25, обновлено 26.09.2009 в 14:11). Проверено 21 февраля 2010. .
  7. . NEWSru.com . Проверено 31 декабря 2008. .
  8. Джулиан Боргер. (англ.) . Гардиан (8 июня 2006). Проверено 31 декабря 2008. .
  9. Олег Сулькин. . Итоги № 11(457) (14 марта 2005). Проверено 31 декабря 2008. .
  10. Олег Сулькин. . MIGNews (5 марта 2005). Проверено 31 декабря 2008. .
  11. Юрий Певзнер, Юрий Чернер. . - М .: Терра, 2001. - 427 с. - (Секретные миссии). - ISBN 5-275-00303-X .
  12. . Русская служба Би-би-си (5 марта 2005). Проверено 31 декабря 2008. .
  13. - статья из
  14. Первым случаем был расстрел по ошибке капитана Меира Тувианского 30 июня 1948 года
  15. Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil (1963). (Rev. ed. New York: Viking, 1968).

Ссылки

  • - статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • Харэль Исер , СП Компас, УКК Данном, 1992

Отрывок, характеризующий Эйхман, Адольф

– Parole d"honneur, sans parler de ce que je vous dois, j"ai de l"amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C"est a la vie et a la mort. C"est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m"aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l"appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l"un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n"est que la mise en scene de la vie, le fond c"est l"amour? L"amour! N"est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l"amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l"amour des charretiers, другая l"amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l"amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d"Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L"amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.

Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.

Адольф Эйхман бросил школу в пятнадцатилетнем возрасте, так и не окончив ее. он вступил в зарождающуюся партию нацистов и в ней обрел свою цель – истребление миллионов евреев в лагерях смерти охваченной войной Европы.

Более масштабным преступлением в истории человечества остается холокост – планомерное, педантичное, осознанное истребление 6-ти миллионов евреев и убийство 6-ти миллионов русских, поляков, цыган и других “низших”, не отвечающих извращенному представлению о расово чистом мире, управляемом его головорезами.

Покоренные народы гибли от рук беспримерных злодеев – пьяных литовских и латышских Квислингов, одурманенных безнаказанностью полицаев, которые на оккупированных нацистами восточных землях расстреливали своих же соотечественников из пулеметов; нацистских прихвостней, которые пускали газ в камеры Освенцима и Треблинки; матерых берлинских уголовников, которые казнили свои жертвы в подвалах главного имперского управления безопасности (гестапо) на Принц-Альбрехтштрассе, и других отбросов человечества.

Откуда бы ни взялись эти разношерстные убийцы и где бы они ни творили свое черное дело, все они несут равную ответственность за преступления против человечества, которые были совершены в те 12 лет, когда власть в Германии была у Гитлера.

В прямом смысле слова руки Эйхмана никогда не были обагрены кровью. Но именно в его чудовищно извращенном мозгу зародился план истребления миллионов евреев.

Автор преступной системы

Но необходимо было обладать жестокой расчетливостью, беспредельно извращенной логикой, которая лишена каких бы то ни было человеческих чувств вроде любви или доброты, чтобы перенести маниакальную теорию холокоста из глубин антигуманной нацистской философии на практику и воплотить ее в жизнь. У Адольфа Эйхмана такие способности оказались.

Он по праву заслужил себе место в аду рядом с самыми жестокими злодеями-преступниками, оставившими в истории свой кровавый след. И хотя мундир его никогда не был запятнан кровью, он сам никогда не нажимал на курок, не будет преувеличением сказать, что Адольф Эйхман – самый зловещий убийца всех времен и народов.

Именно Эйхман заставлял поезда со смертниками по четкому расписанию направляться в ад концлагерей. Им была разработана система под названием “Окончательное решение еврейского вопроса”, он привлек людские ресурсы и организовал производство оборудования для воплощения этой дьявольской системы в жизнь. В конце войны он был в числе тех высокопоставленных нацистов, которым удалось скрыться и тем самым избежать правосудия.

Родился Адольф Эйхман в 1902 г. в немецком городе Золинген. Детство его прошло в Австрии, потому как поиски работы привели его отца-бухгалтера в Линц.

Папаша, Карл Эйхман, поддерживал в семействе атмосферу строгости, бережливости и порядка. И тем не менее мальчик Адольф учился спустя рукава и предпочитал проводить время в безделье. Он обожал беседовать с бывшими служаками кайзеровской армии, воевавшими на фронтах первой мировой войны, с жадностью слушая их рассказы о боях и сражениях, их рассуждения о том, что в поражении Германии виновны политики, а не солдаты.

Позднее, когда и в Германии, и в Австрии стали буйно разрастаться побеги нацизма, юноша с готовностью стал на сторону тех, кто считал, что поражение Германии было результатом международного еврейского заговора.

К 20-ти годам молодой Эйхман работал разъездным агентом одной из нефтяных компаний. Но его все сильней обуревало желание связать свою судьбу с гитлеровской свастикой. 1 апреля 1932 г. он вступил в австрийскую нацистскую партию.

Нацистский новобранец

Когда экономическая депрессия в Европе да и во всем мире усилилась, Адольф Эйхман вовсе забросил работу и отправился в учебный лагерь СС под Дахау, в 20-ти милях от Мюнхена, рядом с тогда еще малоизвестным концлагерем.

Там Эйхман прошел усиленный курс подготовки, после которого у него на всю жизнь остались шрамы на локтях и коленях – результат преодоления препятствий с колючей проволокой и битым стеклом. “За этот год я избавился от какого-либо чувства боли”, – хвастался он в последствии. Закончив курс обучения, Эйхман добровольно поступил в СД – службу безопасности СС. В 1935 г. по распоряжению шефа СД им был создан так называемый “еврейский музей” – отдел, единственная задача которого была сбор сведений о еврейском бизнесе и недвижимости в Германии и Австрии.

Адольф Эйхман, столь бездарный в школе, оказался на удивление способным учеником, когда дело стало касаться “смертельных врагов рейха”. Он тщательно изучал еврейские традиции, религию, образ жизни и в скором времени стал непревзойденным знатоком в этой области.

Вкус власти

1938 год – когда Германия без единого выстрела присоединила к себе Австрию, Эйхман впервые ощутил вкус неограниченной власти над людьми. Он стал возглавлять Управление еврейской эмиграции в Вене.

Умело сочетая коварство и жестокость, Адольф Эйхман сеял ужас среди еврейской части населения древней столицы империи. Раввинов вышвыривали из домов на улицы и брили им головы; синагоги сносились с лица земли; магазины и квартиры, принадлежавшие евреям, грабили подчистую. У жертв забирали все нажитое, совали им в руки паспорт с отметкой “Ю” (“юде” – еврей) и приказывали за две недели самим найти страну, согласную их принять. В случае неудачи перед ними был только один путь – в концентрационный лагерь.

В Вене сынок скромного бухгалтера сполна познал, роскошную жизнь. Заселился он в прекрасный особняк, который принадлежал до этого одному из членов банкирской династии Ротшильдов, питался в лучших ресторанах, пил уникальные вина из старинных подвалов и даже завел себе красавицу любовницу – просто так, для престижа, хотя уже на протяжении трех лет был женат.

1939 год – Адольф Эйхман оказался в числе немногих приближенных Рейнхарда Гейдриха (“вешателя Гейдриха”, как его в последствии назовут) и получил звание капитана. Гейдрих был одним из избранных высших чинов СС, на которых фюрер возложил задачу будущей “чистки Европы” от евреев и прочих нежелательных элементов.

Он заметил блестящие успехи Эйхмана в деле превращения Вены из города, “свободного для евреев”, в город, “свободный от евреев”, и понял, что из того получится отличный подмастерье. В рекомендации на имя Гиммлера Гейдрих написал, что Адольф Эйхман способен “возглавить все еврейское направление”. А у Эйхмана к тому времени уже сложилась своя концепция практического решения еврейского вопроса. Он назвал ее “Окончательное решение”.

Фабрика смерти

Когда началась война, одной из первых была растоптана Польша. И начались зверства. Значительная часть польского населения это евреи, и первые центры уничтожения их появились именно там. Эти центры изначально не были концентрационными лагерями. Они создавались как предприятия для уничтожения людей сотнями тысяч.

Новое управление под руководством Эйхмана, получившее краткое обозначение “ИД-IV” (в эсэсовских кругах его называли попросту “ведомством Эйхмана”), первым делом занялось созданием гетто в крупнейших польских городах – Варшаве и Лодзи. По задумке Адольфа Эйхмана, болезни и голод в этих проклятых местах должны были внести свою лепту в уничтожение евреев, с тем чтобы сэкономить столь дорогие для рейха боеприпасы.

Эйхман взял под личный контроль эксперименты с передвижными “душегубками”, когда евреев загоняли в закрытый грузовик и убивали выхлопными газами. Ему же принадлежит идея создания лагеря смерти на юге, в Освенциме-Биркенау, ставшего для евреев Армагеддоном.

1941 год – когда Гитлер вторгся в СССР, перед Эйхманом, уже подполковником, открылось огромное поле деятельности на ниве уничтожения “неполноценных рас”. “Душегубки” тут оказались неэффективными. Массовые расстрелы евреев и славян забирали много времени и требовали материальных затрат. Кроме этого, как выяснилось, эта процедура оказывала плохое влияние на психику исполнителей.

Адольф Эйхман добился у своего начальства применения более эффективных способов убийства, при которых волосы, золотые зубы, жировые отложения жертв можно было бы использовать после их смерти. Он пустил в дело “Циклон-Б” – газ, при помощи которого в Освенциме убивали по 10 000 человек в день. Для этого использовали газовые камеры, оборудованные под бани. Эйхман аккуратно подсчитывал количество убитых, выводя рядом цифры полученной выгоды. Он так же скрупулезно учитывал каждый кусок мыла, произведенный из растопленного жира загубленных в концлагерях людей.

Одержимый

1942 год – на вилле в уютном берлинском пригороде Ваннзее, которая принадлежала до этого богатой еврейской семье, нацисты заключили окончательный и бесповоротный союз с дьяволом. В повестке дня стоял единственный пункт: “Окончательное решение еврейского вопроса в Европе”. Адольф Эйхман также был на этом совещании.

“ ” осуществил самое масштабное, самое массовое убийство людей за всю историю человечества. Уничтожение евреев по всей Европе, их истребление в лагерях смерти, да так, что поначалу это не вызывало подозрений ни у самих жертв, ни в нейтральных странах, было организовано мастерски. Эйхман шастал по Европе, реквизируя эшелоны, необходимые для военных нужд, чтобы отправлять все новых и новых “врагов рейха” в газовые камеры и печи.

Со времен полководцев Средневековья, огнем и мечом уничтожавших европейские народы, не сосредоточивалась в руках одного человека такая дьявольская власть. Более прагматичные офицеры СС считали, что уничтожение евреев – дело второстепенное, а главная задача – победить в войне. Но только не Эйхман. Он все время с упорством требовал новые транспортные средства для своих жертв, новые контингенты охранников для концлагерей, новые цистерны смертоносного газа для камер.

1944 год – когда войска союзников приближались к границам Германии, Адольф Эйхман обратил особенное внимание на Венгрию. У этой страны был статус союзницы Германии, и 800 000 венгерских евреев до поры до времени оставались в относительной безопасности. Эйхман воспринял этот факт как личное оскорбление. Он отправился в Будапешт, чтобы лично организовать их отправку в концлагеря. С середины мая до июля 1944 года 437 000 венгерских евреев были погружены в вагоны и отправлены на смерть. Как позднее говорил Эйхман, это был один из самых радостных периодов его жизни.

Уникальной чертой Эйхмана была искренняя вера в правоту своего дела. Он считал себя верноподданным служителем нацистских идей, который, подобно члену монашеского ордена, без остатка посвятил свою жизнь выполнению возложенной на него миссии.

Годы оставили отпечаток и на его облике, и на его поведении. Это был уже не тот разгульный Эйхман, который хвастливо раскатывал по улицам Вены в шикарном лимузине Ротшильдов, нагоняя жуть на несчастных раввинов. К концу войны он похудел, выглядел усталым и мрачным, но глаза его постоянно горели фанатичным огнем. Он презирал всех, кто старался скрывать то, что делалось во имя национал-социализма.

Однако крах, возможность которого Эйхман никогда не хотел признавать, неумолимо приближался. После интенсивных бомбардировок союзников большинство железнодорожных путей в Европе было разрушено. Лагеря смерти, находящиеся в Польше, оказались освобожденными или совершенно уничтоженными.

1944 год, октябрь – Эйхман был вынужден вместе с сотнями тысяч беженцев оставить Будапешт. Вернувшись в горящий Берлин, он доложил Гиммлеру, что, по его подсчетам, 4 миллиона евреев были уничтожены в лагерях смерти и еще 2 миллиона погибли от рук карательных отрядов, действовавших в России.

Эйхман был рад, что ему удалось достичь столь многого. Беспокоило его только то, что немалая часть работы была еще невыполненной.

Как отметил один историк, он омочил свою душу кровью.

Время платить по счетам

В хаосе последних дней Третьего рейха Эйхман исчез. В апреле 1945 г. вместе с группой таких же фанатиков он отправился в горные районы австрийского Тироля, где намеревался сколотить отряд для партизанской борьбы с оккупационными войсками союзников.

Но в тот самый день, когда группа достигла гор, спутники Эйхмана потребовали, чтобы тот покинул их. Его репутация, его черная слава, как говорится, бежала впереди него. Армейские офицеры, понимая, что наступил крах, совсем не хотели оказаться замазанными той же черной краской. Так что Эйхману с оружием и небольшим запасом продовольствия пришлось удалиться по лесной тропинке в сопровождении адъютанта. Они затерялись в суматохе, охватившей тогда Германию.

За голову Адольфа Эйхмана была назначена награда. Десять бывших узников лагеря смерти в Польше создали спецгруппу, единственной целью которой было поймать Эйхмана и предать его суду. А тем временем Эйхман вместе со своим адъютантом смог пробраться через всю Баварию, переодетый в форму капрала “Люфтваффе”.

Два раза Эйхман оказывался в руках американцев. В первый раз они беспечно поручили ему присматривать за мойкой машин, и он сбежал в Мюнхен. Пойманный во второй раз, Эйхман утверждал, что служил лейтенантом в боевых частях СС.

В лагере Обердахштеттен в Силезии Эйхман вел довольно сносное существование. Однако в скором времени туда стали поступать сообщения об учреждении в Нюрнберге трибунала для суда над военными преступниками. Сообщения эти пестрели словами: “Эйхман”, “злодей”, “организатор массовых убийств”. Поняв, что его опознание только дело времени, Эйхман лихорадочно стал искать возможность очередного побега. Ему это удалось в январе 1946 г., когда он работал в бригаде ремонтников дорог. Он осел в отдаленном городишке Целле, где под именем Отто Хенигера прожил 4 года.

Эйхман понимал, что оставаться в Германии ему нельзя: к 1950 г. фамилия Эйхман и понятие “истребление евреев” слились воедино. При помощи ОДЕССА – подпольной организации бывших эсэсовцев – он раздобыл фальшивые документы и отправился в Южную Америку, где и скрылся на долгие годы под охраной старых соратников. Жена его, Вера Эйхман, и оба их сына прибыли в Аргентину в 1952 г. также по фальшивым документам.

Никакого раскаяния, никаких угрызений совести по поводу совершенного им во времена правления Третьего рейха у Эйхмана не было и в помине.

Возмездие

В 1957 году слепой еврей, который жил в пригороде Буэнос-Айреса, очень заинтересовался человеком по имени Рикардо Клемент.

Дело в том, что дочь этого старика встречалась с молодым человеком, который называл себя Николасом Эйхманом. В разговоре с ней он рассказывал, что отца его зовут вовсе не Рикардо Клемент, а Адольф Эйхман. Девушке это имя, конечно, ничего не говорило. Но для ее слепого отца оно прозвучало громом среди ясного дня.

В скором времени эта информация легла на стол Несера Харела – основателя израильской секретной службы “Моссад”. Харел смог добиться разрешения Давида Бен-Гуриона, лидера молодого еврейского государства, лично возглавить операцию по захвату Эйхмана и преданию его суду.

1958 год – группа отборных израильских агентов тайно прибыла в Буэнос-Айрес, но семейство Клемент покинуло его двумя месяцами раньше.

Только в декабре 1959 г. одному из агентов “Моссада” удалось узнать, что Николас Эйхман работает здесь же, в городе, в мастерской по ремонту мотоциклов. Агент разыскал его и проследил путь к дому в унылом пригороде Сан-Фернандо.

Израильская группа наружного наблюдения немедленно взяла “под колпак” дом Клемента. На протяжении нескольких месяцев сыщики наблюдали за лысеющим человеком в очках, мелким служащим местного филиала “Мерседес-Бенц”. Однако полной уверенности, что это именно Эйхман, у них не было.

1960 год, 24 марта – человек этот явился домой с огромным букетом цветов. Израильские агенты были на седьмом небе от радости: проверка показала, что эта дата – день рождения жены Эйхмана. Как и всякий примерный муж, он решил преподнести ей по этому поводу цветы.

В восемь часов вечера II мая 1960 года Адольф Эйхман попал в руки ангелов-мстителей из “Моссада”. Его связали, уложили на заднее сиденье автомобиля и отвезли в заранее приготовленное место.

Первым делом израильтяне проверили подмышки захваченного в поисках вытатуированного номера, который присваивался любому члену высшего эшелона СС. Татуировки не было, но на ее месте был багровый шрам.

Рикардо Клемент не возмущался и не протестовал. Он спокойно посмотрел на своих похитителей и на чистом немецком языке заявил: “Я Адольф Эйхман”.

Спустя 10 дней он уже был на борту самолета авиакомпании “Эл-Ал”, направлявшегося в Израиль. Его вывезли из Аргентины, накачав наркотиками и переодев в форму пилота. Самолет еще “не коснулся посадочной полосы в Тель-Авиве, а Бен-Гурион уже объявил в кнессете, что Эйхман арестован и будет в Израиле предан суду за военные преступления.

Если хоть кто-то ожидал увидеть на скамье подсудимых кровожадного монстра с ужасающими клыками, то он был бесконечно разочарован. Перед судом предстало банальнейшее воплощение злодейства в облике лысоватого, скрюченного человечка, помещенного в камеру с пуленепробиваемыми стеклами.

На судебном процессе, который продолжался с 11 апреля по 14 августа 1961 года, со стороны Эйхмана не было ни раскаяния, ни вражды, ни скорби. Адольф Эйхман утверждал, что он не понимает, почему еврейский народ ненавидит его: ведь он попросту выполнял приказы. Ответственность за истребление евреев, по его убеждению, должен нести кто-то другой.

1961 год, 1 декабря – Эйхмана приговорили к смертной казни. 1962 год, 31 мая – он отверг обращенный к нему призыв протестантского священника покаяться, и его отвели в камеру смертников. Поднявшись на эшафот, он сказал: “Да здравствует Германия! Да здравствует Аргентина! Да здравствует Австрия! С этими тремя странами связана вся моя жизнь, и я никогда не забуду их. Я приветствую свою жену, семью и друзей. Я был обязан выполнять правила войны и служил своему знамени. Я готов”.

Адольф Эйхман был сожжен прах этого монстра был развеян над морем. В память о нем на земле не было прочитано ни одной молитвы.

ред. shrorm777.ru

Еврейского вопроса. Родился в семье бухгалтера. В 1914 г. семья переехала в город Лина (Австрия). Учился в средней школе, но не получил аттестата, два года учился в технической школе по специальности механика, но не получил диплома. Переменив несколько мест работы, в 1928–32 гг. работал разъездным агентом в американской нефтяной компании. В 1933 г. под влиянием одного из лидеров австрийских нацистов, будущего главы Главного управления безопасности Третьего рейха Э. Кальтенбруннера, вступил в национал-социалистическую партию (см. Нацизм) Австрии. В 1933 г. был уволен с работы, в том же году переехал в Германию, был призван в австрийское подразделение СС (см. СС и СД). Затем служил в концентрационном лагере Дахау.

В 1934 г. поступил на службу в Главное управление СД в Берлине . Был сотрудником отдела, который занимался деятельностью масонов . В 1935 г. перешел во вновь созданный еврейский отдел, в котором считался крупным специалистом по еврейскому вопросу. Принимал активное участие в совещаниях, посвященных еврейскому вопросу, и был одним из главных инициаторов мер, которые СС и СД применяли против евреев. В этот период руководители нацистской Германии были заинтересованы в резком увеличении эмиграции евреев в другие страны; СС и СД было поручено разработать комплекс мероприятий, который вынуждал бы евреев к массовой эмиграции. Осенью 1937 г. Эйхман был послан в Эрец-Исраэль и Египет . Он пришел к выводу, что рост эмиграции евреев из Германии в Эрец-Исраэль нежелателен для Третьего рейха, так как Германия не заинтересована и не должна способствовать созданию еврейского государства. Он хотел расширить свои знания в отношении евреев, пытался даже изучать идиш и иврит, знакомился с деятельностью сионистских организаций.

После аншлюса Австрии (13 марта 1938 г.) Эйхмана послали в Вену для организации там массовой эмиграции евреев. Он создал систему принудительной эмиграции, когда евреи были вынуждены уезжать под влиянием обстановки преследований, избиений и издевательств, а также проводимых конфискаций их имущества и принуждения руководителей еврейских организаций к сотрудничеству с нацистскими властями. В Вене 20 августа 1938 г. открылось центральное учреждение по эмиграции евреев, которым руководил Эйхман. После оккупации Чехословакии и создания протектората Богемия и Моравия Эйхман ввел на территории протектората систему принудительной эмиграции. 27 июля в Праге было создано центральное учреждение по эмиграции евреев (по образцу венского), которым также руководил Эйхман. После создания в сентябре 1939 г. Главного управления государственной безопасности под руководством Г. Гейдриха одной из основных частей этого учреждения стало гестапо , еврейский отдел которого возглавил Эйхман. В марте 1941 г. отдел был преобразован в специальный отдел по еврейским делам (IV B4).

В 1939–40 гг. Эйхман играл главную роль в реализации планов изгнания евреев и поляков с занятых польских земель, которые затем были присоединены к Третьему рейху. В это же время он руководил осуществлением так называемого плана Ниско - попыткой сосредоточить огромное число евреев в районе Люблина («Люблинская резервация»; см. Катастрофа. Нацистская политика уничтожения еврейского народа и этапы Катастрофы. Второй этап). Сотрудники Эйхмана действовали во всех завоеванных Германией странах, проводя антиеврейские мероприятия в сотрудничестве с местными властями.

Весной 1941 г. изменилась политика нацистского руководства - еврейская эмиграция была запрещена. В мае 1941 г. начал применяться термин «окончательное решение» еврейского вопроса, подразумевавший тотальное уничтожение евреев Европы. После начала советско-германской войны (22 июня 1941 г.) нацисты приступили к реализации «окончательного решения».

В ноябре 1941 г. Эйхману было присвоено звание обер-штурмбанфюрера СС (подполковник). Он осуществлял центральное руководство всеми операциями по депортации евреев Европы в лагеря смерти, играл активную роль в подготовке и проведении Ванзейской конференции и реализации ее решений по уничтожению евреев. Он несколько раз посещал лагеря смерти, в том числе и Освенцим , и знал в деталях весь процесс уничтожения. Представители ведомства Эйхмана активно действовали в зависимых от Германии государствах (Словакии , Румынии , Болгарии), побуждая местные власти к высылке евреев. Эйхман был ответственным также за конфискацию имущества евреев, за стерилизацию лиц, состоящих в смешанных браках с евреями и их потомками. Под руководством Эйхмана было создано «показательное гетто» в Терезиенштадте (см. Терезин), чтобы обмануть мировую общественность, однако и оттуда 88 тыс. человек были депортированы в лагеря смерти, а 33 тыс. умерли от нечеловеческих условий содержания в гетто.

По свидетельству многих нацистов, в том числе и сотрудников Эйхмана, он был фанатично предан идее истребления евреев Европы и даже в ряде случаев саботировал приказы Г. Гиммлера, если они могли замедлить процесс уничтожения евреев или спасти отдельных жертв. Так, один из ближайших сотрудников Эйхмана Д. Вислицени писал, находясь в заключении, об Эйхмане: «На основании своего личного опыта я еще раз утверждаю, что, хотя Эйхман действовал по приказу Гитлера и Гиммлера, его личное участие в деле истребления европейских евреев было решающим, и его следует считать в полной мере ответственным за это, так как это дало возможность обойти приказ Гитлера».

В конце войны Эйхман был арестован союзниками, но не был опознан. Он бежал, скрывался и в 1950 г. при помощи представителей Ватикана уехал в Аргентину . Поселился в Буэнос-Айресе с женой и тремя детьми. В мае 1960 г. Эйхман был выслежен и схвачен в Аргентине агентами израильской разведки - Мосада (полное название Х а-мосад ле-моди‘ин у-ле-тафкидим меюхадим - `Учреждение по делам разведки и специальным операциям`), которым руководил И. Х ар’эль . Эйхман был тайно доставлен в Израиль и передан полиции. На заседании Кнесета 22 мая премьер-министр Израиля Д. Бен-Гурион объявил, что «Адольф Эйхман находится в Израиле и в скором времени будет отдан под суд».

В Израиле Эйхман был сразу арестован по постановлению суда, и это постановление периодически возобновлялось. Расследованием деятельности Эйхмана занимался специально созданный отдел полиции (учреждение 06). После окончания следствия юридический советник правительства Г. Х аузнер (1915–90) подписал обвинительное заключение, состоявшее из 15 пунктов. Эйхман обвинялся в преступлениях против еврейского народа, преступлениях против человечества, принадлежности к преступным организациям (СС и СД, гестапо). Преступления против еврейского народа включали в себя все виды преследований, в том числе арест миллионов евреев, концентрация их в определенных местах, отправка в лагеря смерти, убийства и конфискация собственности. В обвинительном заключении речь шла не только о преступлении против еврейского народа, но и о преступлениях против представителей других народов: высылка миллионов поляков, арест и отправка в лагеря смерти десятков тысяч цыган, отправка 100 детей из чешской деревни Лидице в гетто Лодзи и уничтожение их в отместку за убийство чешскими подпольщиками Р. Гейдриха. Обвинительное заключение базировалось на Законе от 1950 г. о наказании нацистских преступников и их помощников.

11 апреля 1961 г. в Иерусалимском окружном суде начался процесс Эйхмана. Председателем суда был член Верховного суда М. Ландой , судьями - Б. Х алеви (1910–66) и И. Раве. Обвинение поддерживала группа прокуроров во главе с Г. Х аузнером. Защиту возглавлял немецкий адвокат доктор Р. Серватиус, в прошлом защищавший ряд обвиняемых во время международных процессов нацистских преступников в Нюрнберге и других странах.

Сразу же после начала процесса Р. Серватиус выступил с рядом заявлений, отрицающих юридическую правомочность израильского суда. Он писал, что три судьи, представлявшие еврейский народ и являвшиеся гражданами Государства Израиль, не смогут вершить справедливый суд по данному делу. Он утверждал, что нельзя судить Эйхмана в Израиле, так как он был похищен в Аргентине, где он жил, и доставлен в Израиль против его желания. Закон о судебном преследовании нацистов и их пособников был принят в 1950 г., а судить за преступления, совершенные до принятия этого закона нельзя, так как срок действия закона не может действовать ретроактивно. Р. Серватиус пытался доказать, что преступления, в которых обвиняют Эйхмана, были совершены за пределами территории Государства Израиль и до создания государства.

Со стороны обвинения на процессе выступило более 100 свидетелей и было предоставлено 1600 документов, большинство из которых были подписаны Эйхманом. Показания и документы, представленные обвинением, полностью показывали все виды преследований: введение антиеврейских законодательств, разжигание ненависти к еврейскому меньшинству, разграбление еврейской собственности, заключение евреев в гетто и концлагеря, депортации еврейского населения Европы в лагеря смерти. Обвинение показало, что происходило с евреями в странах, оккупированных или контролируемых нацистской Германией. В ходе судебных слушаний была вскрыта роль Эйхмана - главы отдела IV B4 гестапо - на всех стадиях процесса «окончательного решения». Он осуществлял руководство и контроль над отправкой всех эшелонов с евреями в лагеря смерти.

Защита не пыталась подвергнуть сомнению представленные документы, а старалась доказать, что Эйхман - не более чем «винтик» в колоссальном аппарате уничтожения и он только исполнял полученные приказы. Суд не принял во внимание этот подход и решительно его отверг, указав, что Эйхман полностью отождествлял себя с порученным ему делом, занимался им с фанатизмом, а на последнем этапе войны желание уничтожить как можно больше евреев превратилось в навязчивую идею. Это особенно ярко проявилось в 1944 г. в Венгрии, когда Эйхман проявил особую жестокость в уничтожении евреев, в ряде случаев фактически саботируя распоряжение Гиммлера.

15 декабря 1961 г. суд приговорил А. Эйхмана к смертной казни, признав его виновным в преступлениях против еврейского народа, против человечества и военным преступником. Адвокат Эйхмана подал апелляцию в Верховный суд, который 29 мая 1962 г. отклонил ее и подтвердил приговор первой инстанции. Президент Израиля также отклонил прошение Эйхмана о помиловании. Эйхман был повешен в городе Рамла в ночь с 31 мая на 1 июня 1962 г. Тело его было сожжено, а пепел развеян над Средиземным морем за пределами территориальных вод Израиля.

Значение процесса Эйхмана огромно не только для евреев. На суде присутствовали многочисленные представители международных средств массовой информации. Приговор был воспринят в мире как торжество исторической справедливости. Особое впечатление процесс Эйхмана произвел в Германии.

Граждане Израиля, особенно молодежь, слушая показания многочисленных свидетелей, узнавали, как работала машина уничтожения, как делалось все, чтобы малейшее сопротивление было невозможно, и как, несмотря на всю эту совершенную систему подавления личности, вспыхивали героические восстания в гетто Варшавы , Белостока , в лагерях смерти Собибор , Треблинка, в сотнях других мест.

В тюрьме Эйхман вел дневники, которые по решению правительства Израиля были закрыты для ознакомления и использования. В 1999 г. сын Эйхмана подал прошение в Верховный суд Израиля о разрешении публикации дневников.

29 февраля 2000 г. по распоряжению правительства Израиля дневники Эйхмана были опубликованы. Дневники являются поразительным документом, в котором один из основных преступников, ответственных за Катастрофу, характеризовал ее следующим образом: «Я видел ад и дьявола, смерть, видел чудовищные вещи. Я стал свидетелем разрушительного безумия». В дневниках Эйхман описывал уничтожение евреев в различных странах Европы. Он писал об уничтожении евреев в Хелмно (Польша): «То, что я увидел там, ввергло меня в ужас. Я видел, как голых евреев и евреек загоняют в закрытый автобус без окон. После того, как двери закрывались, включался двигатель. Выхлопной газ поступал в закрытый автобус... Я больше не мог. У меня не было слов, чтобы описать мои чувства. Все это казалось фантастикой». В дневниках Эйхман всячески преуменьшает свою роль в осуществлении Катастрофы и старается представить себя «одной из тех лошадей, которые тащат повозку и не могут никуда свернуть, так как кучер этого не позволяет...» Он писал: «Не в моих силах было остановить эту машину - так же, как не в моих силах было ее завести. Слишком много было тех, кто распоряжался уничтожением евреев... Что мог сделать человек в чине обер-лейтенанта? Ничего!» Юридический советник правительства Израиля Э. Рубинштейн заявил, что дневники опубликованы, так как они смогут «помочь в борьбе против тех, кто пытается отрицать случившееся».

Дневники Эйхмана были активно использованы защитой в Королевском суде в Лондоне на судебном процессе, в ходе которого разбирался иск английского историка Д. Ирвинга против американского историка Деборы Липштадт. Д. Ирвинг, известный историк, отрицающий Катастрофу, существование газовых камер, был обвинен Д. Липштадт во лжи и искажении исторических истин. 11 апреля 2000 г. Королевский суд в Лондоне постановил, что Д. Липштадт полностью права, называя Д. Ирвинга расистом и антисемитом и утверждая, что он «искажает, использует ложные цитаты и фальсифицирует».

После войны скрылся от суда в Южной Америке. Здесь агенты израильской разведки «Моссад » выследили его, похитили и вывезли в Израиль, где он был судим, приговорён к высшей мере наказания и казнён.

Отец - Адольф Карл Эйхман - был бухгалтером в «Электрической трамвайной компании» (Золинген), в 1913 году его перевели в «Электрическую трамвайную компанию» в город Линц на Дунае (Австрия), где он работал до коммерческим директором. Семья проживала в многоквартирном доме в центре города на Бишофштрассе, 3. Отец Эйхмана несколько десятков лет являлся общественным пресвитером евангелической церковной общины в Линце. Был дважды женат (второй раз в 1916 году).

Братья - Эмиль (род. 1908); Хельмут (род. 1909, погиб в Сталинграде); сестра - Ирмгард, (род. или ), младший брат - Отто.

В 1935 году Адольф Эйхман женился на Веронике Либль (1909-93), девушке из старой крестьянской семьи убеждённых католиков , в браке с которой стал отцом четырёх сыновей:

С детства Адольф состоял в Обществе христианской молодёжи, затем из-за недовольства его руководством перешёл в группу «Гриф» общества «Юные туристы», которое входило в Молодёжный союз. В этой группе Адольф состоял и когда ему уже исполнилось 18 лет. За маленький рост, тёмные волосы и «характерный» нос друзья называли его «маленький еврей» . До 4-го класса он посещал начальную школу в Линце ( -). В эту же школу раньше ходил Адольф Гитлер . Затем Эйхман поступил в реальное училище (Государственное реальное училище имени кайзера Франца-Иосифа, после революции - Федеральное реальное училище), где учился тоже до 4-го класса ( -). В 15 лет после окончания училища поступил в государственное Высшее федеральное училище электротехники, машиностроения и строительства (Линц), проучился в нём четыре семестра.

К этому времени отец Адольфа досрочно вышел на пенсию, потому что открыл собственное дело. Сначала он основал в Зальцбурге горнопромышленную компанию, в которой у него был 51 процент акций (шахта была между Зальцбургом и границей, производство заглохло в самом начале). Также в Зальцбурге он стал совладельцем машиностроительной компании, которая делала локомобили. Ещё он вошёл в долю предприятия по строительству мельниц на реке Инн, в Верхней Австрии. Из-за экономического кризиса в Австрии он потерял вложенные деньги, закрыл горнопромышленную компанию, но ещё много лет платил в казну горную ренту.

Адольф был не самым прилежным учеником, отец забрал его из училища и отправил работать на собственную шахту, где собирались добывать смолу из горючих сланцев, сланцевое масло для медицинских целей. В производстве было занято около десяти человек. На шахте он проработал около трёх месяцев.

Затем его определили учеником в «Верхнеавстрийскую электрическую компанию», где он два с половиной года изучал электротехнику.

В 1928 году родители помогли 22-летнему Адольфу устроиться в компанию «Вакуум ойл» разъездным представителем. В его обязанности входило обслуживание большого района в Верхней Австрии. В основном, он занимался установкой бензонасосов в своём районе и обеспечивал поставки керосина, потому что эти места были слабо электрифицированы.

Друг Эйхмана, Фридрих фон Шмидт, который имел связи в военной среде, привел его в «Молодёжный союз фронтовиков» (молодёжное отделение Германско-австрийского объединения фронтовиков). Большинство членов союза были настроены монархически.

30 января 1938 года Эйхману было присвоено звание унтерштурмфюрера СС (лейтенанта).

В апреле 1939 года после создания протектората Богемия и Моравия Эйхмана перевели в Прагу , где он продолжил заниматься организацией депортации евреев.

В начале октября 1939 года Эйхман был включен в состав созданного 27 сентября 1939 года Главного управления имперской безопасности (РСХА). В декабре того же года Эйхман был назначен руководителем сектора IV B 4.

Удостоверение Красного креста Эйхмана, выданное на имя Рикардо Клемента

Впоследствии сын Эйхмана Николас рассказал в интервью журналу: «…12 мая появился Дитер, мой брат, и сообщил: „Старик исчез!“ Первая мысль: „Израильтяне!“ Мы с Дитером помчались через Буэнос-Айрес в Сан-Фернандо , по дороге подняли по тревоге одного бывшего офицера СС, лучшего друга отца. Два дня мы напрасно искали его в полиции, в больницах и моргах. Тогда стало ясно, что его похитили. Группа патриотической немецкой молодёжи вызвалась помогать нам. Бывали дни, когда до трехсот человек на велосипедах прочесывали город. Другой приятель отца, тоже бывший эсэсовец, организовал слежку в портах и аэропорту. Не было ни одного причала, перекрестка на магистралях, железнодорожной станции, где бы ни дежурил кто-то из наших. Вожак молодёжной группы предложил: „Давайте похитим посла Израиля и будем мучить его до тех пор, пока ваш отец не вернется домой“. Кто-то предложил взорвать израильское посольство. Но эти планы мы отвергли…»

Операцию по поимке Эйхмана возглавил лично директор «Моссад» Иссер Харель . Руководителем оперативной группы был назначен Рафи Эйтан . Все участники операции были добровольцами. Большинство из них либо сами пострадали от нацистов во время войны, либо имели погибших родственников. Все они были строжайшим образом предупреждены, что Эйхмана нужно доставить в Израиль живым и невредимым . Полный список участников поимки Эйхмана был засекречен в Израиле до января 2007 года .

Адольф Эйхман находится в Израиле и в скором времени будет отдан под суд

В течение процесса правительство канцлера ФРГ Конрада Аденауэра планировало подкуп израильского судьи, пытаясь не допустить обнародования имён некоторых высокопоставленных чинов его администрации, сотрудничавших с нацистами .

После окончания следствия юридический советник правительства Гидеон Хаузнер подписал обвинительное заключение, состоявшее из 15 пунктов . Эйхман обвинялся в преступлениях против еврейского народа, преступлениях против человечества, принадлежности к преступным организациям (СС и СД, гестапо). Преступления против еврейского народа включали в себя все виды преследований, в том числе арест миллионов евреев, концентрация их в определённых местах, отправка в лагеря смерти, убийства и конфискация собственности. В обвинительном заключении речь шла не только о преступлении против еврейского народа, но и о преступлениях против представителей других народов: высылка миллионов